Между двух огней - Страница 28

Рассталась наконец с отделением и Дженис Питерс. Ханна и Хартфилд могли гордиться своей работой, хоть она и твердила, что поедет в Калифорнию, где ей сделают лицо фотомодели. К счастью, Ханне не без помощи Анны Галлахер, с которой Питерс очень подружилась, удалось убедить пациентку не тратить на это деньги. Расстались они тепло.

Оставался Джон Юбэнкс – совсем другой человек, совсем другая история. Этот тридцатипятилетний преуспевающий бизнесмен, точнее его организм, проявлял похвальную волю к жизни. И вот сегодня появились веские причины, чтобы удалить интубационную трубку и зонд, через который его кормили весь этот месяц. Хартфилд, на совещании узнав об этом, задумчиво сказал:

– Может, и пора. Безусловно, это укрепит его душевное состояние, стимулирует жизненные процессы, вот только сможет ли он нормально питаться?

Часто пациенты ожоговых отделений страдают отсутствием аппетита, что совершенно недопустимо, так как пораженный организм требует в сутки удвоенного, если не утроенного количества калорий.

– Джон разумный и покладистый человек. Мы объясним ему необходимость обильного питания. Жизненную необходимость.

– Надо поговорить об этом с Линдой Йоргансен. Она сумеет убедить его. Линда – прекрасный диетолог, – заметил Иден.

Ханна непроизвольно прищурилась и взглянула на Хартфилда. Она давно поняла, что диетолог Линда ценит в Идене не только блестящего хирурга… а он, интересно? Впрочем, какое мне дело? – рассердилась на себя Ханна и отогнала эту мысль.

– Семейных проблем у Джона, по-моему, нет, – продолжал Иден. Во всей клинике, пожалуй, только в ожоговом отделении персонал позволял себе неформально общаться с больными. Ведь люди, месяцами находясь в руках медиков, становились больше, чем просто пациентами.

– В семейной жизни ему повезло, – согласилась Ханна. – Керри, его жена, бывает здесь каждый день, часто и утром и вечером. А если не она, то обязательно приходят брат Джона или его кузен. Керри записывает на магнитофон голоса детей, включает ему их «концерты». На стенах висят их картинки. Видел?

У Юбэнксов было двое детей – шести и восьми лет, но в отделение их не допустили бы ни в коем случае. Детям до шестнадцати запрещалось бывать здесь. Может, слишком суровое правило, но для их же блага.

– Может быть, Керри будет готовить ему? – предположил Иден. – Наверняка у Джона есть любимые блюда, и он скорее захочет питаться по-домашнему, чем…

– Я уверена, что она будет готовить все, что мы скажем. Хоть три, хоть десять раз в день.

– Решено.

Через час Элисон Стедвуд освободила больного от паутины трубок; Иден Хартфилд отправился на плановую операцию, а Ханна пошла на амбулаторый прием в соседнее здание. Во внутреннем дворе царил безмятежный покой: яркий, мягкий газон, щебечут в кустах птицы… Вряд ли сейчас у Хартфилда безмятежно на душе, подумала Ханна. Ему предстояло оперировать Джоан Тейт, пожилую женщину, еще одну жертву злосчастной авиакатастрофы. Ожоги у этой больной были не так глубоки и обширны, как у Юбэнкса, но опасения внушало общее состояние ее организма: шалило сердце, барахлила печень, то и дело давали сбой почки. Пересадку кожи Джоан делали как бы маленькими шажками, ибо каждое хирургическое вмешательство грозило тяжелыми осложнениями.

Не успела Ханна попрощаться с последним пациентом, который побывал у нее на приеме, раздался звонок от Нэнси Эванс. Неужели Джоан Тейт? Нет, сюрприз преподнес Джон Юбэнкс.

– Он очень беспокоен. Требует зеркало. Сдернул трубку капельницы, – с тревогой говорила Нэнси.

– Что, специально?

– Нет, случайно. Он так метался… Я его еще не видела таким.

– Он начинает осмысливать, что с ним произошло, – задумчиво произнесла Ханна. – Он человек знающий, образованный. Тем хуже…

– У него множество вопросов, доктор Ломбард.

– Еще бы. Я немедленно иду к вам.

Нэнси Эванс встретила Ханну в приемном отделении.

– Успокоился немного, – сообщила она. – Капельницу мы поставили снова. Он даже извинялся. Но… зеркало по-прежнему требует.

Юбэнкс не шевельнулся, когда Ханна вошла в палату, казавшуюся тесной из-за аппаратов, мониторов и датчиков. Головная часть кровати была приподнята, Джон находился в полулежачем положении, так что мог смотреть доктору прямо в глаза. Казалось, он хотел именно таких прямых взглядов и прямого, откровенного разговора.

– Вы пришли меня увещевать и успокаивать, так? – сходу начал Юбэнкс, будто опасаясь, что ему не дадут сказать. Речь его была не совсем отчетливой, так как ожоги захватили нижнюю часть лица, шею, голову. Волос почти не осталось. Да, нескоро еще его лицо приобретет обычный цвет, не один сеанс пересадки кожи предстоит перенести, не один рубец иссечь… Но человек жив. Он сознает это. Он рад этому. Однако…

– Все зависит от вас, – доброжелательно отозвалась Ханна. – Вы уже проявили завидную выдержку и благоразумие.

– Нэнси так не думает.

– Главное, что думаете вы.

– Я в каком-то странном состоянии пребываю. Сколько дней прошло с того столкновения? Я ведь здесь уже порядочно?

– Несколько недель, – подсказала Ханна. – И это было не столкновение, а авиакатастрофа.

– Да? Самолет, что ли? Ах да, я же летел в Дабо… Только мне казалось, что до аэропорта мы не доехали…

– Не мучайте себя, – посоветовала Ханна. – Ваш разум щадит вас. Он не хочет, чтобы вы вспоминали страшные минуты.

– Мне здорово досталось.

– Да уж.

– Я кое-что помню… обрывками. Мне говорили, что будет больно, но я верил, что это для моей же пользы, старался терпеть… я знал… Я понимал, что все это… – Он запнулся и неловко указал рукой на медицинское оборудование.