Она говорит об Идене? О ее Идене? Ханна вдруг впала в отчаяние. А ее ли Иден? Или он по-прежнему чужой? Увидеть, увидеть его – это единственное, что может помочь.
Джина рухнула в подушки и снова заплакала.
– А ты знаешь, что самое страшное в этом человеке?
– В Идене?
– Конечно! В ком же еще? То, что он прав. Все это время я была не я, я была отдушиной в личной жизни Стива Хартфилда.
Чайник закипел. Ханна наполнила чашки, положила на тарелочку печенье. Пожалуй, это все, что она могла предложить на завтрак. Часы показывали уже одиннадцатый час. Появилась горничная, и сестры перешли на балкон, где снова пили чай, снова говорили. Джина успокоилась, солнце и ветерок подсушили ее слезы, и она стала похожа на человека.
– Ну и что же ты теперь собираешься делать, девочка моя? – наконец спросила Ханна.
– Переночую здесь, а завтра с тобой в Канберру. Все вещи у меня с собой. Стиву я оставила записку. В общем, мосты сожжены. И слава Богу. Какой же я оказалась дурехой, Ханна! Ведь прежде всего меня в Стиве привлекло то, что он такой домашний… Ну конечно, меня очаровали его чувство юмора, его импульсивность, темперамент, одержимость во взглядах на жизнь… Но главное – я все перепутала. То, что было только во мне, я видела в нем. Главное, Ханна, то, что я хотела и хочу семью, детей, дом. А получилось, что клюнула на мужика, которому стало тошно от семейной рутины! Лучше не придумаешь!
– Не трави себя, – мягко остановила ее Ханна. – Хороший урок всегда дорого дается.
– Через полгодика я, наверное, оценю твои слова.
– Ты вернешься на работу?
– Нет. Даже если Стив не станет туда возвращаться. Мне нужно сменить образ жизни, обновить впечатления. Поеду путешествовать. Может быть, надолго. Может быть, на два-три года. Медсестра везде найдет работу. Потом вернусь, осмотрюсь, встречу достойного человека и… превращусь в добродетельную матрону, этакую Салли Хартфилд. Я хочу этого, Ханна. Разве я могла когда-нибудь подумать, что буду этого хотеть?!
– Я считаю, что ты ненавидишь Салли.
– Да какое там… Я ведь даже не видела ее. Только по телефону с ней говорила, когда мы со Стивом еще работали вместе… Наверное, она необыкновенная женщина.
Наверное, подумала Ханна, раз она после всего этого принимает Стива обратно…
– Ничего, если мы немного поживем в одном доме, пока я утрясу все дела перед отъездом? – спросила Джина.
– Конечно.
– Тогда давай закончим на этом. Пошли перекусим – и на пляж.
Действительно, подошло время ленча. И не только – именно в эти минуты заканчивалось последнее заседание симпозиума. Делегаты получали возможность отдохнуть до вечера. В семь часов их ожидал прощальный официальный прием. Ханна отчаянно хотела вновь встретиться с Иденом или хотя бы узнать его планы на вечер. «Высокомерный, эгоист, ханжа…», с которым она провела в постели ночь! Ханна пребывала в смятении чувств и в довершение всего обнаружила, что горничная вынесла мусор… а вместе с ним и непрочитанную записку Идена.
– Давай возьмем закуски и сок прямо на берегу. А сейчас – одеваться! – по-деловому распоряжалась Джина.
Сборы не заняли много времени. Ханна быстро надела бирюзово-черный купальник и шорты и теперь изнывала в ожидании сестры. Комната, которая ночью стала для нее обителью любви, сейчас казалась камерой пыток. Ханна жаждала вырваться из нее, нетерпеливо распахнула дверь и… буквально натолкнулась на Идена и Стива, которые шли в соседний номер. Из-за спины Ханны выглянула ничего не подозревающая Джина. На какое-то мгновение все четверо замерли в безмолвии.
Стив был одет буднично, в руках он держал спортивную сумку с купальными принадлежностями и полотенцем. Иден в костюме, при галстуке выглядел рядом с ним почти официально. Очевидно, встретив брата после заседания, он теперь шел переодеться – точь-в-точь как пару дней назад Ханна.
Стив издал сдавленный полувздох-полустон. Джина тихо вскрикнула. Ханна не успела не только сказать что-либо, но даже подумать. Ее опередил Иден, единственный из всех сохранивший самообладание. Он как ни в чем не бывало повернулся к брату:
– Лодка у нас с часу до конца дня, Стив. Пожалуй, надо поторопиться.
На Ханну он даже не взглянул.
Банкетный зал был полон гомона и света. Гул разговора то и дело прерывался взрывами смеха. Хрустальным блеском переливались подвески люстр и грани бокалов, фосфорисцирующим сиянием сверкали белоснежные скатерти.
Голова болит. Я перегрелась на солнце, слишком поздно поняла Ханна. В горле стоял комок.
– Цыпленок или бараньи ребрышки, мадам? – раздался над ухом голос официанта.
– Э-э… цыпленок, – наобум сказала она. Ей было все равно. – И стакан воды, пожалуйста.
Ханна вяло возила вилкой по тарелке. Нить разговора за столом она окончательно потеряла, хотя понимала, что ей следует быть сегодня более общительной. Женщин за их столом на двенадцать персон оказалось всего две, и мужчин очень воодушевляло присутствие их коллеги, неожиданно оказавшейся красавицей. Ханна действительно выглядела очаровательно. Свое элегантное платье она намеренно привезла из Канберры – в расчете на Идена, конечно. Не пригодилось… Это было длинное черное шелковое платье на узеньких бретельках, с глубоким вырезом на спине, смело декольтированное. На каблучках, в изысканных украшениях, с модной прической Ханна Ломбард выглядела светской львицей, а чувствовала себя ненужной и несчастной.
Она села за этот стол совершенно случайно, но выяснилось, что с ее места отлично видно соседнюю группу медиков. Иден Хартфилд сидел к Ханне спиной, рядом был Стив, с другой стороны – Рон, его старый приятель, которого накануне они встретили в лифте. Судя по всему, мужчины вели оживленный профессиональный разговор.